Борель. Золото [сборник] - Петр Петров

— И дельно. Надо глушить сразу.

Бутов сунул шершавую, напоминающую сухое дерево руку Гурьяну.

— Ты чего осунулся? Уездили? Смотри, белый волос прет.

Директор поставил локти на стол и сплюнул горькую от трубки слюну.

— Обожди, Нил, — придержал он шахтера. — Тут дело есть.

Он вынул из портфеля телеграмму, напечатанную на машинке, и подал ее Стукову. — Вызывают с докладом инженера Клыкова, — пояснил он.

— Значит, вопрос там поставлен в лоб.

— Лавочка! — резко взмахнул Бутов.

— Вали с ним сам, а то спакостит, старая крыса.

Беспокойные глаза секретаря бегали по серому листку. Гурьян молчал. Нужно бы отдыхать, но знал, что не заснет, проворочается в постели до рассвета, пока не поделится с теми, в которых видел опору.

— Нил прав, — сказал Стуков, затыкая ватой дупло ноющего зуба. — А не лучше ли… — Глаза секретаря блеснули, — не лучше ли поехать вам с Вандаловской… Пусть трест столкнет лбами двух спецов… Дело будет надежнее.

Гурьян выпрямился, зашагал по скрипучему полу. Перед глазами сливались портрет Ленина, Бутов и секретарь. Ему на мгновение показалось, что коричневый стол плывет по комнате, а чернильницы и пепельницы перелетают вялыми осенними мухами.

— Видишь, Василий, — начал он, потирая лоб, — сейчас нам нечем крыть… Мы разворошиваем пока старую пыль и начинаем перетрясать кое-что…

— А в чем же дело? — насторожился секретарь.

— В том, что у нас кругом шестнадцать. Мы не докончили постройки бремсберга и поэтому не можем полняком ставить в шахты вторую смену. Транспорта нет. А тут все грузы лежат на станциях, портятся и расхищаются.

— Это резонно, — вставил Бутов. — Кругом перетыка — там тонко и здесь рвется. Но надо бить в одну точку.

Гурьян усиливал шаг. Голова болела. Кажущийся минутами выход ускользал.

Стуков чертил в блокноте какую-то лестницу, упирал глазами в бумагу, не моргая.

— Да… там могут сказать, но… — секретарь отодвинул чернильницу, зеленеющая кляксами крышка нудно зазвенела по столу. — Знаешь, Гурьян. А если мы сейчас же действительно ударим на бремсберг и на воздушную дорогу? Подумай, пять сотен коммунистов, комсомол и две тысячи шахтеров… А старатели… Через месяц мы освободим часть коней и сделаем удар на шахту. Тогда и разговаривать будет легче…

Не дослушав до конца, Бутов взмахнул кулаком. В лампе боязливо замигал свет.

— Крепко отковал, Василий. Только я еще предлагаю вытряхнуть от руководства клыковщину…

— С этим успеется, — остановил его Гурьян. — Так нельзя. Иван Михайлович еще годится нам.

Бутов напялил на волосатую голову медвежью, похожую на ушат, шапку и затопал по крыльцу.

2

Приостановка подземных и открытых работ вызвала разговоры среди шахтеров, взбудоражила старателей. По деревням ездила делегация и по-заученному уговаривала:

— Товарищи, квартиры будут строиться для вас… Вот и списки… Значит, будет целевое строительство…

— Лесу еще не наготовили, а списки составили, — нагловато острил Алданец.

Но списки просматривали от первой до последней фамилии.

По столбикам номеров ползла и густела внизу черная борозда, — следы от грязных пальцев.

— Вам хотят предоставить культурный быт, — старалась Катя. — Пора же, товарищи, за дело взяться по-настоящему.

В эти дни на руднике появились люди из деревень. Новые пришельцы осторожно осматривалась, обстоятельно расспрашивали об условиях платы, о жилищах, харчах, записывались у Кати и разносили весть о выгодной наемке.

Грузовые машины в несколько очередей перебрасывали старателей и хозяйственных рабочих к подножию сопок. Наступившая оттепель бодрила людей. Нормы выработки давали кривую в сторону повышения. Впереди старателей ведущей непокорной силой шли бригады партийцев, комсомольцев, шахтеров.

На просеке быстро выросли несокрушимые лиственничные столбы. Они сложно увязывались поперечными, продольными и боковыми распорами. От поселка, от занесенных сугробами старательских становищ это диковинное сооружение казалось подвешенной на сопки огромной клеткой.

Бутов осторожно потрогал за плечо Вандаловскую и обнажил крепкие, рыжие от махры зубы.

— Катушку ты, Александровна, придумала важнецкую.

Она сдвинула на затылок шоферскую шапку и с белого высокого лба вытерла пот.

— Еще не совсем закончили… Обождите хвалить.

— Пойдет. Умственно сделано, — утвердительно сказал шахтер.

— Не хвалите, не хвалите, товарищ Бутов.

Вандаловская сдерживала улыбку, а она играла в ямочках щек, на губах.

На площадке, около спуска, толпились рабочие. Четыре толстые балки, переброшенные со скалы на первые столбы, внушительно поблескивали на солнце белотелыми баками. Располневший техник и Гурьян тяжелыми балдами заколачивали в скрепы воздушного моста последние костыли. Позади этой ревущей людской лавины непроглядно стояла замороженная тайга. К площадке подкатывали бревна с правой и левой стороны. Бревна загоняли концами в широкие пазы и спускали вниз, к поляне. А оттуда медленно полз навстречу людям накатной мост. Приготовленные оцинкованные канаты лежали гнездами перевившихся змей.

Мост подвигался к людям. И когда последнее бревно плотно прилегло к поперечной балке, Гурьян поднял голову и приставил ко лбу ладонь. Воздушная дорога летела на километр вниз распущенной лентой. Расстояние удлинялось наклонностью. Снующие по поляне люди, постройки поселка и тесовые темные шапки шахт казались маленькими вехами.

Сзади звучно гремел голос Татьяны Александровны.

— Накладываем бортовые канаты! Товарищ Бутов, следите за укреплением, а вы, техник, крепите балку.

Канаты обручами обогнули крепь и туго протянулись к четырем, стоявшим рядом, соснам.

— Кажется, прочно? — взглянула Вандаловская на Гурьяна.

— Не сдадут, — отозвался один из рабочих.

Подхваченные людьми кольца канатов серыми линиями визгливо потекли вниз, образуя бортовые заграждения. Канаты извивались, поблескивали змеиной чешуей. Из расщелины сопок, из-за ярусов леса рабочие теснились к спуску, вытягивали шеи, громоздились на свежие пни.

Вандаловская широко распахнула полы тужурки и сбежала по мосту до первых столбиков барьера.

— Гурьян Минеич, — оглянулась она, — сигналом будет выстрел.

Директор наклонил голову и долго, пока фигура женщины-инженера не смешалась с другими, смотрел ей вслед. Мысль, которую отпугивал по ночам, снова вспыхнула в мозгу, «Вот с такой бы жить и работать».